18-21 января 2008 года,
Зона смерти – каждый день

Матвей Шпаро, по телефону.

Разыгрался ветер. Палатка пляшет, но держит напор. Только что закончилось общение с журналистами, больше спасибо газете "Советский спорт". Эта "прямая линия" нас сильно взбодрила. Особенно сообщение, что мы отстали от графика Борге Оусланда всего на три дня. Для Бориса – это главный показатель. Оусланд для нас недостижимый идеал – сильный, стойкий, опытный, – и осознание того, что и ему было также трудно, придает силы. Получается, что и мы не так уж плохи.

Сегодня решили никуда не ходить. Ветер словно живой. Стоит нам сказать "идем в туалет", как тут же налетает порыв силой до 25 м/сек. Стоит решить, что сегодня у нас дневка, ветер тут же стихает.

Сломали стойку от палатки, и это уже в пятый раз. На морозе ремонтировать сложно, любой узел становится проблемой. На металлическую трубку требуется накрутить пару рулонов лейкопластыря, но предварительно стойку надо отогреть. Подержишь металл в голой руке при минус 20-ти с ветром – и рука начинает белеть. Но других вариантов нет. Вывод на будущее, или, точнее, для других путешественников: надо находить возможности заниматься ремонтом внутри палатки. В нашем случае – это означает, что хорошо было бы иметь в запасе еще одну полноценную стойку.

Каждый день похож на предыдущий, и не столько внешне, сколько по моими внутренними переживаниями. Каждое утро я рвусь в путь, стремлюсь выйти из палатки, но часа через три начинаю засыпать. Первые два-три часа – я лев, но потом приходит подавленное настроение. Еле передвигаю ноги, но все-таки иду. Одна мысль – за что такие мучения. К 7-8-му ходовому часу бодрость возвращается: скоро ночевка, скоро отдых.

Эти чувства повторяются ежедневно. С утра хочется быстрее выйти из палатки и двигаться вперед, а стоя на лыжах – скорее снова забраться внутрь палатки. Там – примус, тепло и можно спокойной посидеть, не боясь отморозить ноги.

Наш ходовой день вмещает от 6 до 9 часов. Плюс время на установку или снятие лагеря. В этот отрезок времени, по большому счету, даже не присядешь более чем на три минуты. Иначе потом придется потратить много сил и времени, чтобы отогреть руки и ноги. Покидая палатку, мы начинаем двигаться, и останавливаемся только спустя 12-14 часов.

Пока идешь, в голове роятся мысли, образы, чувства и переживания. Но как только вечером берешь ручку и дневник, все куда-то улетучивается. А с другой стороны все время есть боязнь, что наши события, наш рассказ, будет не интересен читателю, что не хватит умения передать эту картину в полном масштабе и во всех красках.

Вот рядовой эпизод из жизни. Прошли несколько часов и остановились на короткий привал выпить по глотку чаю и съесть по куску шоколаду. Такая остановка длиться три-четыре минуты: надо снять лыжи, расстегнуть санки, снять верхние рукавицы, чтобы открыть термос. В какой-то момент начинаю замерзать, поэтому быстро сворачиваюсь: убираю термос, застегиваю сани и встаю на лыжи. Все, готов идти! Но тут понимаю, что забыл поправить маску. Снова снимаю рукавицы, поправляю маску, отряхиваю варежки от снега, надеваю их...

И в этот момент ловлю на себе не то, чтобы раздражительный, но несколько недовольный взгляд Бориса и понимаю, что задерживаю его. Каждая минута простоя имеет вес. Минута, потраченная мной на повторное надевание варежек, привела к тому, что у Бориса замерзли руки. Через 30-40 метров ходьбы он останавливается и начинает усиленно махать руками, разгоняя кровь.

В светлое время в такой ситуации один может остановиться, а второй идти вперед, прокладывая путь. Но вокруг темнота и разделяться нельзя. Мы стараемся не удаляться друг от друга более чем на 15 метров. Однажды я отстал метров на 50, а Борис ушел вперед и совершенно скрылся из виду. На меня накатило прямо-таки кошмарное ощущение пустоты и одиночества. Только лыжный след – позади и впереди.

Пока Борис машет руками, чтобы согреться, мне остается только злиться на себя за неорганизованность.

Кто-то из журналистов попросил сравнить эту экспедицию с чем-нибудь, оценить ее сложность. Такие сравнения невозможны. Всем известно, что сейчас, заплатив 50 тысяч долларов, любой может подняться на Эверест. И гордо сказать: "Я покорил вершину мира". Я уверен, что в мире не существует ни клиентов, ни гида, который смог бы привести туристов на Северный полюс зимой. На горах, даже самых высоких, профессионализм, видимо, можно купить, но здесь все по-другому. На Эвересте зона смерти – это крайние 500-700 метров по высоте, у нас же, хоть и происходит все на уровне моря, но каждый день – как день штурма вершины.

См. также: